- Сколько себя помню, я
всегда писала. В школе я очень любила литературу, и была бы рада в свое
время, если бы там изучали только её. Осознанное творчество мое
началось в 15 лет, когда я написала свою первую вещь. Но первым
произведением, которое я вынесла на читательский, суд был рассказ «Анна
и Шут». Он понравился мне самой и моим первым читателям настолько, я
даже отправила его на всероссийский литературный конкурс «Дебют». И не
смотря на то, что до адресата письмо не дошло (оно вернулось ко мне
из-за каких-то проблем с почтой), рассказ поднял меня на следующую
ступень в моем литературном творчестве. В плане самооценки, и некоего
мало-мальского понимания "что я здесь делаю и зачем".
- Как вы попали на свой первый литкон?
- На старейший
литературный конкурс «Аэлита» в Екатерининбурге меня отправил мой
первый издатель Расуль Ягудин. Просто порекомендовал меня им, и мне их.
Этот человек в то время собирал неформатных писателей Башкирии и
печатал их. В его издательстве «Литературный Башкортостан» вышли мои
«Анна и Шут» и «Теория неожиданности, или Loveц ощущений». Кстати,
после «Теории…» меня странным образом начали узнавать на улице. Еще он
же издал в сборнике "золотых" литербашевцев "Панк-рок для мертвых",
обозвав его по неведомым причинам "Мёртвым блюзом". Я тогда не знала
еще, как бы назвать эту вещь – и назвала "Панк-роком для мертвых",
оттолкнувшись от блюза… посудите сами, разве это блюз? Так вот, на этом литконе я познакомилась со многими литературными
мэтрами среди которых были Мария Семенова и королева киберпанка Пэт
Кедиган – кстати, прекрасная тетка, очень живая и общительная, ничуть
не звездная. А позже, на подмосковном фестивале «Роскон» я встретила
Святослава Логинова. Святослав Владимирович – мое литературное
божество, настоящая звезда современной литературы, если можно так
сказать. Знакомство это оказалось знаковым. Он пригласил нас с подругой
(на «Росконе» я была не одна) на следующий конкурс – «Интерпресскон»
под Питером. Здесь мы вновь встретились, но уже на его мастер-классе. Логинов
узнал меня, но ни слова не сказал о моем творчестве. Не ругал и не
хвалил, не делал никаких замечаний, но в самом конце ошарашил меня
заявлением, что я единственный из всех присутствующих человек, к
которому он не может придраться. И я единственный готовый писатель в
этой комнате, автор, которого ни чему не нужно учить. Я была конечно
польщена, но важнее был то, что именно это утвердило меня как писателя.
Теперь я знала, что права в том, что делаю. Таким образом, я победила
на этом конкурсе, и издалась в сборнике лучших молодых авторов, в
каком-то Питерском издательстве – я вообще очень разгильдяйно отношусь
к таким вещам, не слежу где что и когда вышло, не собираю… После
мастер-класса Святослав Владимирович водил меня за руку и знакомил с
известными критиками и писателями. Борис Натанович Стругацкий был готов
даже напечатать мою "Теорию…". Но… ему требовалась новая, нигде ещё не
опубликованная работа. А уже успела напечататься у Ягудина. Ну чтож… не
суть важно, главное – это стало еще одним плюсом в мою копилку.
- Но почему сейчас, когда вы написали два романа и столько рассказов, повестей, вы больше не участвуете в литконах?
- Я не люблю конкурсы. Этих трех фестивалей мне хватило, чтобы понять принцип их работы. Даже
мастера ругали меня за это. Они говорили, что мне вполне хватит
внешности, чтобы пробиться куда-то. Только ходить на все встречи,
появляться в литературной тусовке, писать время от времени… и
улыбаться. Но конкурсы и прочая окололитературная жизнь отнимает много времени и сил, мне же гораздо интереснее писать. По
началу, конечно, я пыталась что-то сделать. Набрала адресов и телефонов
разных критиков-издателей. Но единственный человек, который решился
издать меня – Илья Кормильцев, глава и основатель "УльраКультуры" не
успел сделать это. Свобода слова умерла вместе с ним. И таких
издательств, как его, больше нет… Горько сожалею до сих пор… и опять
же, не о своей неизданной книге, а о самом Илье Валерьевиче, и всем чем
он был для всего андеграунда. А дальше - обычный ответ, который я
получала от издателей: «Талантливо, умно, хорошо, – причем это не
обычная их отписка, они отвечают так не всем, да и мне не всегда так,
кстати) – но(!) - мы не знаем, куда вас втиснуть». Должна быть
какая-то серия, в которую нужно вписываться. Но других писателей,
пишущих что бы-то ни было похожее, в России нет. А я не серийный
писатель. Чтобы быть серийным писателем, нужно быть «серийным маньяком»
как Дарья Донцова, к примеру. Печатать меня одну – страшно. Вдруг они
напечатают что-либо, а я больше ничего не напишу. Неформатное трудно
поставить на колеса. Издатели советовали мне писать то же, но быть
проще, обтекаемее что ли. Но я не хочу этого. Раньше я огорчалась,
что меня не печатают. Это огорчение подстегивали слова одного ныне –
увы! - покойного уфимского писателя, утверждавшего, что пока твоя книга
не стоит на полке, писателем ты называться не можешь. Он долго ходил
перед нами и задирал нос, и я ему поверила, пока не узнала, что он
издал всего одну книгу, написанную в соавторстве, после которой ничего
не издал больше... Теперь я совершенно успокоилась, мне даже в
некоторой степени льстит, что меня не печатают – сейчас скажу несколько
затертую вещь, - потому что я пишу неформатные вещи. Значит, я создаю
нечто оригинальное, а это что-то да и значит. Я стала сетевым
писателем. Благо есть такое определение… У меня сложился свой круг
читателей, которые готовы ждать по нескольку лет новый роман – что меня
саму удивляет, я и сама-то с трудом доживаю до выхода новой своей вещи.
Мало того, прибавляются все новые и новые почитатели… Сеть большая и
возможно когда-нибудь мой издатель меня найдет. Я больше не буду его
искать, я буду писать, для тех, кто подолгу ждет мою следующую вещь. Я
им за это очень благодарна… когда на тебя смотрят чьи-то глаза, то твой
гипотетический неведомый читатель обретает собственное лицо…
- Но почему вы выбрали именно эту тематику, а не какую-либо иную?
-
Панк для меня – если не все, то очень многое. И я сейчас говорю не о
музыке – я давно слушаю совсем другое, но я неплохо разбираюсь в нем. Я
за него радею. Не тот наивный детский панк, такой знаете ли… а
мистический, изначальный, древний, природный даже… шаманский даже. Мой
панк – очень сильно отличается от того, который все привыкли видеть.
Чтобы понять, какой он – нужно читать меня, и лучше между строк. Вот
то, что там сквозит скрытым текстом – это и есть тот панк, о котором я
говорю. Раньше он, конечно, был не только в душе, но и во внешности и
поведении. Святослав Логинов, прочтя мою «Теорию неожиданности»,
сказал, что так и видит автора в фенечках, рваных джинсах, утыканного
булавками. Но все взрослеют. Теперь – для меня это называется инсоленс.
Определение инсоленс придумала Сабрина АМО, лидер команды «Аборт
Мозга». Сейчас я ее и процитирую, пожалуй: - инсоленс – это
высокомерное, вызывающее позерство. Если у тебя есть деньги, ты можешь
издеваться над окружающими, плевать им в лицо. Но если у тебя нет
денег, то ты не имеешь на это права. Если ты это все же делаешь, без
всяких на то оснований – ты инсоленс. В этом есть что-то от
средневековых хилиастов, этих злых арлекинов, скоморохов не смеха ради,
а ради самого высокомерия и презрения к толпе.
(Между прочим,
инсоленс, как таковой, появился в романе Яны ещё до её знакомства с
Сабриной Амо. Природа персонажа двух её романов, Ветра – это природа
инсоленс. А его она задумала очень давно, – Р. Г.)
Я очень рада, что дожила до времени перерождения панка…
- Постойте, но ведь говорят, что панк мертв!
-
Ну, если так рассуждать, он был мертв всегда. И, появившись, уже был
мертв. Если говорить о среднестатистическом понимании панка. Дело даже
не в этом. Сейчас панк видоизменяется и приобретает новые
высокотехнологичные формы. И если бы киберпанк назывался, исходя из
двух отдельных понятий «кибер» и «панк» в первоначальном их значении,
он бы стал названием нового направления в музыкальной культуре,
определением того, чем теперь стал панк обычный. Да, киберпанк –
понятие литературное, а не музыкальное, но я ощущаю, что все идет к
тому, что это определение переходит и в музыку. Это как если бы живое и
наивное мясо панк-рока проапгрейдили титановыми деталями, и через
микрочипы подключили к мировой паутине. Оставив неугомонное панковское
сердце. Довольно подростково звучит, но чтобы творить что-то настоящее,
необходимо сознательно оставаться полуребенком - злым, наивным и
болезненным и восторженным. Добавив к этому опыт прожитых лет,
получается настоящее, большое творчество.
- Почему не смотря на некоторую мрачность, вы всегда оставляете своим
персонажам надежду на свет. Что-то хорошее. И однозначно плохого конца
в ваших книгах не бывает.
- В современной литературе я заметила
тенденцию омрачать действительность. Показывать мир хуже, чем он есть
на самом деле. Но каким бы пессимистичным не был бы настрой человека,
как бы плохо не складывались обстоятельства, и как бы он сам не
старался себе все испортить и утонуть в дурном, жизнь обычно выруливает
все в положительную сторону. Жизнь направляет тебя к свету, даже если
ты сам старательно движешься к тьме. Это мои личные наблюдения, а моя
позиция такова – говорить как есть. Оттого мои герои так грубы и
временами глуповаты. Все как в жизни…если бы все было по-другому в
самой жизни – все было бы по-другому и на моих страницах. В свете
я вижу больше реализма, чем во мраке. Да и жаль мне моих героев. Все
они еще очень молоды. Мне бы не хотелось, чтобы с ними произошло что-то
слишком страшное. А, может быть, я сохраняю им жизнь для того, чтобы
они жили и мучались. Ведь смотрите сами - все у них не так уж и хорошо.
- У вас просто замечательно выходят фантастические произведения. Почему фантастического в последнее время в ваших книгах мало.
-
Мне часто задают это вопрос. Я знаю, что у меня получается мистика. Но…
пока не хочу. Сейчас меня "прет" писать про людей… остросоциально.
- Вам замечательно удается малая проза. Планируете ли вы написание рассказов?
-
Я сочиняю рассказы практически постоянно. В таком количестве, что жуть
просто. С другой стороны, придумав какого-то героя, не хочется с ним
так просто расставаться. От этого появляются рассказы с одними и теми
же героями, которые перерастают в крупную прозу. Я так и намерена
ходить по кругу. Тем более это очень интересно писать об одном герое и
переходить на все его окружение. Одну историю сплетать с другими. Одну
жизнь сплетать с другой. Получается Бальзаковская Человеческая комедия.
Когда я придумала это, я была ещё слишком маленькой, чтобы знать о
Бальзаке. И узнав, что это не моя придумка, не разочаровалась, а даже
обрадовалась, словно получила одобрение классика. Это такая огромная
игра, гиперксроссворд – разгадывать его можно всю жизнь. К примеру, вот
инсоленс-мальчик Гавриил. Сначала он занимается садо-мазохизмом с
девочкой Дикой в романе "Я, Дикая Дика". Затем следует полноценный
роман уже именно о нем и его глухой шизопараноидальной юности – "Курс
практической психопатии". В этих двух романах можно кое-что новенькое
узнать и о Русом из "Теории неожиданности…" И так далее, и тому
подобное… я – паук в литературе, где каждая ниточка паутины – жизнь
героя, и все они сплетаются, сплетаются… а что в центре? В центре – я.
Из своего нутра я разматываю паутину, и плету, плету…
- Когда выйдет ваш следующий роман.
- Я не буду назначать
определенные сроки, потому что не укладываюсь в них. Прошлый роман я
"просрочила" своим поклонникам почти на полгода. Единственное, что я
могу сделать для своих читателей это выкладывать кусочки романа. Но
незначительные, не раскрывающий каких-либо сюжетных перипетий. Я не
хочу публиковать что-то важное не потому, что скрываю что-то. Нет.
Просто в процессе написания романа многое меняется, и то, что ты
планировал написать вначале, иногда становится невозможным, просто по
законам жизни…
- Я знаю у вас много увлечений, не касающихся литературы. Расскажите о них.
-
Я без ума от процесса фотосъемки. Делаю собственные постановочные,
тематические фотосеты. Но я не фотограф, ни в коей мере, потому что не
гонюсь за качеством. При всем желании, качества не получится – ибо я
дилетант) Я воплощаю свои идеи. На моей странице в контакте около 90
альбомов с моими "дурными фотографическими непотребствами" – выражение
я с удовольствием "прикарманила" у моего мужа… это жажда
художника-дилетанта, неуемная арлекинская потребность играть на
публику… И ещё я менеджер команды "Чумная звезда", играющей бдсм-техно…
Это очень грубо сказано, еще ведь можно определить как кибер-фолк, или
даже кибер-инсоленс (если опять же вернуться к черному арлекинству
хилиастов). Ведь "ЧЗ" – это больше чем музыка. Это маленький безумный
театр, арлекински-скомороший, кибер-скомороший, если хотите… Здесь я и
админ, и арт-директор и реквизитер и завхоз и мать, а для фолк-солистки
– Виолетты еще и отец… Это отдельная огромная составляющая моей жизни.
Я дансер – сопровождаю своими перформансами выступления команды, я
имиджмейкер, я советник… и даже не знаю, кто для кого больше значит – я
для команды, или команда для меня. Да, изначально "Чумная звезда" – это
дело гениальности моего мужа Чумки, но когда я влилась в группу, мы
практически делим ее почти во всем. Хм… что ещё… в дальнейшем я
планирую реализовать более качественную постановку шоу. Сейчас наши
руки связаны из-за того, что часто нам приходится выступать на
небольших площадках, где трудно развернуться, но чаще всего – тем, что
Чумка сам следит за звуком на концертах, и не может полноценно
участвовать в танцевальном, зрительном действе. Вообще, сейчас я
всерьез озадачилась переходом на более высокий, уровень всего того, что
я делаю. По всем направлениям – более весомые тексты (в конце-концов
девочка большая уже)), и фото в том качестве, которого они достойны.
Чумные перформансы тоже непременно должны стать злее, тяжелее, и
зрелищней. Даже сайт мой, самодельный и полудетски-диайвайный
подвергнется жесткой обработке. Обложки книг получат оформление,
соразмерное их наполнению. Восторг и запал первых лет самозабвенного
творчества прошел, настало время серьезных действий.
